Нельзя отделить физиологию от патологии, хотя школьное преподавание и занимается обеими этими науками отдельно. Ничто не могло бы быть создано в патологии без того, чтобы физиология ею в некотором роде не руководила. Глубокой ошибкой было бы допустить существование болезнетворных начал и сущностей вне физиологии.

Диабет, например, некогда считался явлением совершенно внефизиологического порядка: полагали, что необходимо полное потрясение организма для того, чтобы в нем стал продуцироваться сахар. Теперь, когда известна гликогенная функция печени, это не более как повышение, либо расстройство нормальной функции.

При некоторых заболеваниях еще не могут открыть путь, который ведет от здоровья к болезни, но из-за этого не следует сомневаться в существовании неизбежной связи, скрытой из-за нашего неведения. Многие из наших болезней суть настоящие отравления; они вызывают симптомы, которые связаны с природой токсического агента, в нас проникшего, и которые объясняются нарушенными им функциями.

Долгое время существовали и еще продолжают существовать некоторые разномыслия между физиологом и врачом. Последний часто обвинял первого в отсутствии наклонностей, необходимых для хорошего практика. Знаменитым физиологам ставили в вину, что они дошли до того, что перестали давать какие бы то ни было лекарства и оставались зрителями прогрессирующей болезни.

Следует согласиться, что в этих утверждениях может иметься доля истины. Действительно, физиолог ищет связи, существующей между болезненным и нормальным состоянием; думая только о том, чтобы уловить эту связь, он воздерживается от прописывания лекарств, смысл которых наука еще не может ему открыть. Он хочет иметь объяснение симптомов болезни, потому что только в нем он найдет рациональные показания к лечению.

Можно понять до известной степени, как врач-физиолог, проникнутый подобными воззрениями, приходит к значительному сокращению списка прописываемых им лекарств.

Терапия может быть основана только на экспериментальном изучении токсических и лекарственных агентов. Когда будет известно, что данное вещество действует на тот или иной элемент, можно будет из этого вывести его терапевтическое действие, но если неизвестен механизм производимых им в нас изменений, то нельзя будет установить никакого рационального показания к лечению.

Тогда больного можно будет лечить только эмпирически, а это как раз то, чего хочет избежать физиолог.

В результате физиолог, который хочет прописывать терапевтическое средство, лишь поскольку ему понятно его действие, с логической неизбежностью приходит к воздержанию от прописывания лекарств, как это делает большинство практиков. Но как мог бы практик в своих исследованиях отделить воздействие врача от действия самой болезни? Дело, несомненно, трудное.

Нужно было бы иметь двух больных, пораженных одним и тем же заболеванием, одного из них лечить, а другого предоставить самому себе. Но, не говоря уже о том, что нравственное чувство воспротивилось бы тому, чтобы экспериментировать подобным образом и оставаться бесстрастным наблюдателем страданий, такое сравнение, даже двух индивидов, не было бы достаточным, ибо каждый болен, согласно своей конституции, и двое больных никогда не бывают вполне идентичны. Приходится на время допустить еще эмпиризм, который к тому же сам приносит пользу науке.

Было бы прискорбно отбросить традицию, вековой опыт, который всегда предшествует научным объяснениям. Мудрый врач должен применять средства, в пользе которых его убедил эмпиризм, в ожидании, что наука просветит его на этот счет. Но это при условии, что он не пренебрежет ничем, чтобы выйти из этого эмпиризма, а только с помощью физиологии он сможет от него освободиться.

- Читать далее "Медицина Бернара. Физиология воспаления"