Зачастую утверждали, что физиологи очень плохие врачи. Это мнение, парадоксальное по форме, может иной раз по существу выражать мысль, которую следует рассмотреть. Если такое высказывание имеет в виду, что болезненное состояние является чем-то отличным от нормального состояния, то. по нашему мнению,—это заблуждение.

Болезненное состояние есть лишь расстройство физиологического состояния, без чего никогда не было бы самопроизвольного возврата к здоровью. Но от врача требуют, чтобы он вылечивал. И если физиология может пролить свет на механизм болезни, она еще часто ничего не дает в смысле лечения, которое пригодно для борьбы с болезнями. Действительно, требование, которое состояло бы в том, чтобы физиология сегодня же служила исключительной основой для терапии, привело бы неизбежно либо к назначению в массе случаев рационалистического лечения, основанного на ошибочных или неполных знаниях, что опорочило бы самую здоровую физиологию, либо привело бы к воздержанию от лечения, что на практике часто может быть прискорбным.

Не будем же скрывать от себя положения вещей: медицина еще не наука. Лучшее, что можно сделать, применяя ее, это следовать указанию Декарта, советовавшего человеку, который хочет построить замок в поместье, где находится хижина, сохранить хижину, так как ее разрушение может принудить спать под открытым небом. Но несомненно, что эмпиризм дал полезные сведения: сернокислый хинин, очевидно, полезное средство, хотя об его физиологическом действии ничего не известно, и было бы ошибкой по этой причине отказываться от его употребления.

Что касается физиологии, то, кроме того интереса, который она представляет собою как наука, ее влияние должно было бы состоять в предохранении от употребления множества недействительных лекарств и, в особенности, от нелепых, мало изученных способов лечения. В этом отношении мы в таком же положении, в каком были и алхимики: мы ищем порой нелепостей, но из этого могут получиться весьма ценные факты. Только тогда, когда факты смогут быть сгруппированы, согласно законам, которые их объясняют, патология сможет ими овладеть, и только тогда сможет быть создана научная терапия.

Мы ведь не ставим себе непосредственной целью исследование терапевтических применений; мы должны предварительно с помощью физиологии познать механизм болезней. Этому общему плану мы будем следовать при изучении диабета, занимаясь сейчас только тем, что относится к его физиологическому механизму.

Но прежде чем подойти к этому вопросу, необходимо напомнить некоторые явления питания, которые я излагал: я хочу говорить об образовании амилоидного вещества в печени и об его метаморфозах в организме.

Я показал, что в клетках печени существует гликогенное вещество и что даже там еще нет сахара. Но вне этих клеток гликогенное вещество встречает в ткани печени и в крови фермент, который, по видимому, только часть этого вещества превращает в сахар. Оно как бы делится на две части: одна образует сахар, который является ступенью к распаду; другая, наоборот, предназначена, быть может, подвергнуться более высокой степени организации, вступая в органическое соединение, дабы стать частью, образующей некоторые ткани. У зародыша встречается большое количество гликогенного вещества в мышцах, в легких, в коже и ее придатках. В более поздний период организации этих тканей его уже нельзя отделить; гликогенное вещество представляется внедрившимся в самую ткань, составляющей частью которой оно является.

- Вернуться в оглавление раздела "Инфекционные болезни"