Я сказал когда-то, что нет плохих опытов: все опыты хороши при соответствующих условиях. Если опыты не согласуются, значит, существует одно или несколько условий явления, ускользнувших от экспериментатора, значит, мы не дошли до экспериментального детерминизма, т. е. мы не знаем еще всей совокупности обстоятельств, при которых происходит явление. В этом состоит проблема, так как наука, по выражению Леонардо да Винчи, есть по существу лишь изучение обстоятельств вещей.

Знание всех этих обстоятельств я и называю детерминизмом. Следовательно, чтобы ориентироваться в экспериментальной критике, мы должны всегда иметь в виду этот принцип абсолютного и обязательного детерминизма явлений; ибо, повторяю, невозможно, чтобы в живых существах, так же как и в мертвых телах, при тождественных обстоятельствах не происходили тождественные явления.

Но детерминизм должен обладать одним существенным философским качеством: он должен быть рациональным. Чтобы вы хорошо поняли мою мысль, я приведу вам еще один пример экспериментальной критики.

Г. Вюльпиан предпринял ряд крайне интересных опытов над ядом жабы. Прививая этот яд различным животным, он констатировал, что они отравлялись, и он получил очень быстро наступающую смерть специально у лягушек. Г. Вюльпиан определил даже механизм действия этого животного яда, показав, что смерть происходила от остановки сердца; это было, таким образом, то, что называют сердечным ядом. Но, прививая этот яд жабы самой жабе, г. Вюльпиан заметил, что это животное не отравлялось и, повидимому, не испытывало никакого действия своего собственного яда. Итак, заключение из опытов было таково, что яд жабы был токсичен для лягушки, но не для жабы.

В случае г. Вюльпиана, как и в случае г. Лонже, я, хорошо зная искусство экспериментаторов, и не думал оспаривать самих опытов. Но, принимая опыты г. Вюльпиана как сырой материал, я не мог принять выведенные им заключения, хотя они, повидимому, вытекали из фактов. Я не мог принять этих выводов, потому что они были нерациональны. Они не могли, следовательно, быть выражением научного детерминизма, они могли быть только эмпирическими результатами.

Как, в самом деле, допустить, что яд, немедленно останавливающий сердце лягушки, не останавливает сердце жабы? Это значило притти к заключению, что эти два сердца были различны по своей природе, раз они обладали столь различными свойствами, что то, что было ядом для одного, не было таковым для другого. Но подобное заключение для двух животных, столь близких по природе, было абсолютно нерационально и ненаучно.

Если у столь близких во всех отношениях животных, как лягушка и жаба, существовали подобные различия, то какое значение имели в отношении физиологии человека опыты, производимые над животными, конечно, гораздо более от него отдаленными?

Вместо искомого нами детерминизма, который один только и может составить науку, мы приходим к полному индетерминизму. Наука перестала бы быть возможной, даже слова потеряли бы смысл. В самом деле, как можно бы было говорить о мышечных волокнах, если бы это выражение охватывало элементы, обладающие по своей физиологической природе абсолютно отличными свойствами? Если бы такой результат был принят, то профессорам физиологии оставалось бы подать в отставку, ибо их наука превратилась бы в химеру.

- Читать далее "Бернар об опытах Вюльпиана. Совершенный детерменизм в медицине"