Заманчиво было бы допустить существование определенной зависимости между предпочтительной зоосемантикой архаического бреда и спецификой тотемистических пережитков в том или ином этническом регионе.

О.А. Гильбурдом (1998) описана клиника архаического синдрома Кандинского - Клерамбо с бредом воздействия «духом белого медведя» у представителей финно-угорской группы Западной Сибири (ненцев). Такие локальные тотемистические переживания согласуются исключительно с особенностями местной фауны и вряд ли возможны в других природно-климатических условиях.

Обзор литературы, посвященный феноменологии и семантике зрительных галлюцинаций при различных нозологиях, показывает, что на 2-м месте по частоте вслед за антропоморфными находятся зооморфные образы (Семенов С.Ф., 1965; Bernos G.E., Brook P., 1984). Безусловно, данный факт затруднительно интерпретировать с позиций сходства одного лишь индивидуального опыта, но гипотетически он может быть увязан с оживлением коллективно-бессознательных анималистических и тотемистических представлений.

Вместе с тем делать заключение о каком-то этноспецифическом характере анимализмов в бреде и галлюцинациях вряд ли есть достаточные основания, так как многочисленные транскулыуральные исследования свидетельствуют об их чрезвычайной универсальности. Слишком уж пестрой и малодоступной статистическому учету выглядит палитра зооморфных символов психопатологии, какой бы регион мира или какую бы историческую эпоху мы не взяли для сравнения, и, кроме того, слишком уж часты в клинике репрезентации совершенно удаленных (гетерохтонных) и маловероятных в смысле исторического взаимовлияния фрагментов культурного прошлого — проявления так называемого надэтнического (по К.Г. Юнгу) коллективного бессознательного.

Обширный этнографический материал свидетельствует, что система ритуалов поддерживалась зачастую благодаря истерическим формам поведения, носившим массовый характер. Так, М. Mauss (1979) полагает, что магия обязана своим происхождением ошибкам перцепции и состояниям экстатического ожидания в момент совершения священного ритуала. Он и другие авторы (Marwick M.G., 1970; Reid J.C., Munuggur D., 1977) приводят многочисленные примеры истерического помрачения сознания у шаманов во время камлания, случаи реактивных психозов с летальным исходом у представителей примитивных племен, развившиеся в ответ на нарушение табу и протекающие с комплексными галлюцинациями, идеями одержимости духом тотемного животного, который, по словам пострадавших, «мстит, разговаривает, поедает тело изнутри».

Характерны для отсталых сообществ психогенные реакции с объяснением неудач, болезней, смерти близких магическим воздействием враждебно настроенных лиц (Keshavan M.S., Narayanan H.S. et al., 1989). J.S. Neki et al. (1986) отмечают, что колдовство до сих пор остается во многих провинциях наиболее предпочтительным объяснением необычных телесных сенсаций, различных психосоматических расстройств, супружеской измены Главное, на чем акцентируют внимание авторы, — это то, что подобные состояния могли возникнуть у любого члена племени, так как решающим фактором была не столько патологическая предыспозиция, сколько фанатическая вера в могущество «духов» и незыблемость табу.

Н.П. Дыренкова (1930) и Д.Э. Амоако (1978) указывают, что одним из условий отбора для посвящении юноши в шамана, главного устроителя языческих ритуалов, был перенесенный им в прошлом острый психоз с вытекающим из него духовным опытом. В.Я. Пропп (1986) констатирует в свою очередь, что целевым моментом обрядов зачастую было достижение путем истязаний «ритуального безумия» посвящаемого: бессвязности речи, припадков, галлюцинаций, трактуемых соплеменниками как «одержимость духами».

- Читать далее "Шаманизм и шизофрения. Абсурдность бреда при шизофрении"