Большинству больных шизофренией, несмотря на привнесенные болезнью в их характер чудаковатость, парадоксальность, дурашливость, стремление к подражательству, негативизм и другие черты трикстера, все же свойственно стремление отождествляться с могущественными позитивными образами, если не в инициальном периоде болезни, то по крайней мере на последующих этапах. Это заложено в самом векторе развития персонально-мифологической модели бреда за счет наслаивания на базисную матрицу посвященного героя других мифологических функций (В—Н).

Когорта же F была образована сравнительно немногочисленными наблюдениями, в которых пациенты с достаточным постоянством идентифицировали себя с носителем темной миссии, антиподом культурного героя или его более низким подражателем, ниспровергателем культурно-этических норм и авторитетов. Сюда же были включены случаи бредовой аутоидентификации с дьяволом или его служителями (ведьмой, колдуном, антихристом) на том основании, что в развитых религиозных системах дьявол рассматривается не просто как противник Бога, а как личность, лишенная собственного творческого начала, имитатор — дословно «обезьяна Бога», или, другими словами, онтологический трикстер.

От когорты F, рамки которой ограничены стойкой идентификацией своей личности с трикс-тером, следует отделять те наблюдения, в которых демономания, в том числе бред одержимости дьяволом, не перерастает в бредовую идентификацию с этим образом, равно как и с демонопо-добной миссией. В последних случаях больные внутренне дистанцировались от насаждаемого им болезнью чуждого амплуа; объект демонической одержимости они воспринимали как мешающий, подлежащий обязательному во что бы то ни стало удалению.

Воздействия и одержимость такие пациенты переживали как посланные им испытания, духовную болезнь, «наказание за грехи» — во всяком случае, как некую аномалию, лежащую за пределами компетенции медицины По ходу развития бредового сюжета они в конечном счете «преодолевали» навязываемую темную миссию, вступая в противоборство со злом и все более утверждаясь на позициях светлого героя. Таким образом, овладение дьяволом в сюжетообразовании у этих больных проживалось под знаменем «змееборчества» или «демоноборчества», но не более того.

Когорта F стоит особняком среди семи мифоконструкций (В—Н) в том смысле, что в отличие от остальных мифологема трикстера, если только она являлась персональной, обычно не эволюционировала в носителя других функций, а оставалась замкнутой сама в себе. Нарастание масштабности роли, если таковое имело место, протекало в русле трикстерной миссии от начала до конца.

Посвящение в бредовых сюжетах типа F было структурировано по обшей схеме мифоритуального комплекса и, как правило, носило демонический характер, хотя далеко не всегда оно ассоциировалось с конкретным местом и временем, а уж тем более с осознанием сути производимого над испытуемыми действа, как это наблюдалось, в частности, у пациентов с четко вербализуемым «посвящением в дьяволы».

В отечественной психиатрии поведение трикстера было впервые описано как аналоговая модель для интерпретации семиотики гебефрении (Самохвалов В.П., 1989) Прежде чем перейти к демонстрации архетипа трикстера в типологии бреда, имеет смысл отдать дань теории эволюционной преемственности между непараноидными и параноидными формами и кратко остановиться на первых, а именно тех из них, в клинических недрах которых он начинает изображаться или даже озвучиваться. В этой связи представляет интерес случай пациента К.

- Читать далее "Пример трикстера в бреде. Шизофрения с враждебным поведением"