В расстройствах самосознания целостности (вывернут наизнанку) угадывается сходство с состояниями «выхода души» из тела. Феномены же аперсонализации, дереализации, расстройства границ самосознания, хроновосприятия (утратил чувство радости, страдания, времени, возраста, пространства. Время как бы остановилось и потекло вспять... Видел отделение своей души от тела... Кажется, что на все смотрю из космоса, никогда не вернусь на Землю.» Ощущение, что он «не жилец, а находится в загробном мире среди мертвых, восковых людей») гомологичны оней-роидному состоянию с его двойственной ориентировкой и соответствуют «выворачиванию» отделившейся от тела души в мир умерших предков (VIII этап МРК); у Р. это «выворачивание» в высказываниях звучит дословно.

Интересно, что в хронологическом развитии болезни этим квазионейроидным симптомам предшествуют еще более тонкие дереализационные расстройства: природа стала казаться мертвой, бутафорской, лишенной объемности; поверхность земли — округлостью земного шара, на возвышении как бы он сам, а остальное — ниже его; вне всяких сомнений, что они рядоположны и изосемантичны с возникающими позже «космическими» переживаниями. В русле дереализационно-деперсонализационного континуума осуществляются и другие элементы посвятительного комплекса: временной и возрастной регресс, обрядовая инсценировка (люди изменились, притворно играют добропорядочные роли, как в спектакле), дуальная организация участников (добрые и злые), посвящение и постритуальное повышение ранга (постепенно появилось ощущение, что все знает и все может, «добился ницшеанского идеала»).

Персональный миф Р. амбивалентен: идиома, что он - «бог, точнее, сатана, подделывающийся под Бога», указывает на трикстерный аспект. Но в то же время эсхатологический акцент в бреде, фантазии о «самораспятии» во имя спасения мира и, главное, оценка пациентом своей уже как бы свершившейся миссии по «спасению мира» дают основания отнести этот случай к когорте С.

Едва ли не самое удивительное в бреде Р. то, что его мифоконструкция, которую было бы привычнее видеть при острой парафрении, разворачивается, преимущественно, в симптомах дереализации и деперсонализации. Мало того, она сопровождается социабельным поведением больного и такими его самоироничными комментариями, которые заманчиво было бы уподобить критике (многократно: «Это все, конечно, бред, сумасшествие»). Поразительно, но в этих деперсонализационных ощущениях звучат знакомые нам по историям парафреников мотивы творения мира из собственного тела, заключенные в мегаломанический цикл «отнятие - вкладывание — экстериоризация» (чувство, что вывернут наизнанку, что весь материальный мир находится в нем и в то же время выходит из него, как будто он его создал). Нечто подобное мы видели в острой парафрении Й. Меделя (пациента К. Ясперса), который испытывал вселения в себя всех исторических личностей и богов, всего материального мира, после чего многократно исторгал их из себя, рождая целые миры.

Эпитеты, при помощи которых Р. описывает ощущения своей измененности — тело холодное, резиновое, жидкое, передают хтоническую суть его метаморфозы и, следовательно, могут рассматриваться как сильно редуцированные эквиваленты тотемно-бредовой идентичности. Предманифестные метафизические изыски пациента о том, что он одновременно и «истина», и «несуществующий фантом», перестают казаться парадоксальными, если обратить внимание на их комплементарность с комплексом «смерть — новое рождение». «Я — несуществующий фантом» равнозначно смерти, а «Я — истина» — осознанию себя в новом качестве «демиурга».

Наличие у данного пациента идеаторных автоматизмов — перманентного феномена отнятия мыслей, внутренней раскрытости, раздвоенности, бредовых идей отношения, виновности, психического воздействия, инсценировки совместно с высоким удельным весом деперсонализаци-онных расстройств, позволяет трактовать его как деперсонализационный вариант синдрома психического автоматизма.

- Читать далее "Деперсонализационные переживания. Пример шизотипического расстройства"