При поступлении ориентирована правильно, в отделении тиха, большую часть времени лежит, разговаривает с окружающими неохотно, жалуется, что раздражает шум, стук лифта, усиливается головная боль, «голова становится как ватная, как не моя» Настроение тоскливое, говорит тихо, плачет, выражение лица скорбное При воспоминании о метро испытывает страх: «от быстрой езды может быть крушение» Временами на улице и в отделении возникала мысль, что на нее кто-то «по-особому» смотрит.

В течение полутора месяцев попучала общеукрепляющую терапию, но состояние продолжало ухудшаться Усилилась тоска, особенно выраженная в утренние часы, плакала, уверяла, что не поправится. Тоска сопровождалась тревогой, чувством внутренней напряженности. Отказывалась вставать с постели, была несколько заторможенной, не ела, уверяла, что нет аппетита, но однажды сказала сестре, что в пище — мышьяк Насторожена к персоналу, малодоступна Через несколько дней заявила, что пошутила, а затем добавила: «Могли ведь травить мышей».

В последующие дни тосклива, тревожна, испытывает внутреннее напряжение, временами мысли путаются, обрываются, «в голове пустота» Спит плохо. О близких старается не думать, стала равнодушнее к дочери, была отпущена в город, прошла мимо дома, но не вошла, «не хотела себя расстраивать»
Лечилась инсулином (25 коматозных состояний), триптизолом (75 мг), леогеном (до 3 мг) Состояние улучшилось, появилась критика, стала активнее, деятельнее, настроение ровное.

Выписана в состоянии ремиссии.
В данном случае обращает на себя внимание трудное детство, без родительской ласки, постоянный конфликт с отцом. В 10—12 лет затруднение в учебе и головные боли, то есть в пубертатном возрасте первые признаки болезни, но рудиментарные, которые расценивались как невротические. В 16—17 лет нестойкие явления дисморфофобии.

Настоящему заболеванию предшествовало переутомление, ангина и длительный конфликт в квартире. Можно было бы думать о невротической депрессии, но структура самого депрессивного синдрома иная. Депрессия и опасения касаются не настоящего, а переносятся в будущее, сопровождаются тревогой, страхом, внутренним напряжением, элементами сомато-психической деперсонализации («голова ватная, не моя»).

Иными словами, после сравнительно легкой психической травмы возникает неадекватно развернутый депрессивный синдром, который отличается диссоциированностью симптомов. Навязчивости начались не со страха, а с представлений. Наряду с депрессией, можно наблюдать расстройства мышления в виде обрыва мыслей, пустоты, паранойяльную настроенность и отрывочные бредовые идеи отравления, не наблюдается типичных для невротической депрессии «бегства в работу» и вегетативных расстройств.

Таким образом, речь идет в данном наблюдении о циркулярной шизофрении (депрессивном приступе). Диссоциация, свойственная шизофрении, наблюдается не только в сочетании синдромов, но и в самой структуре депрессивного синдрома.

- Читать "Реактивные депрессии при шизофрении. Клинические варианты невротической депрессии"