Вот перед нами лягушка, которую мы отравили кураре; она только что умерла, и, тотчас ее вскрыв, мы посмотрим, не найдем ли мы в ней органических повреждений, которые смогут нас просветить насчет рода смерти, от которой она погибла. Если мы ничего не найдем, мы должны будем это откровенно сказать и признаться, что повреждение, вызвавшее смерть, соответствует физиологическому феномену, еще не известному, которого мы не понимаем. Но тем не менее останется достоверным, что смерть имеет причину, хотя мы и не можем ее открыть. Допустить, что явление могло не иметь причины,—это означало бы отказаться от науки и, в некотором роде, от здравого смысла, ибо наука по существу основана на допущении точных и устойчивых законов.

Имеются врачи, которые в случае ненахождения никакого повреждения в органах считают себя обязанными принять, что смерть наступила вследствие исчезновения жизненной силы. Это то, что они называют динамическим повреждением, или повреждением жизненной силы. Эти идеи изложены еще в некоторых, довольно недавних, работах. Но в них сущая нелепость: сила не что иное, как некоторое отношение между причиной и вызываемым ею эффектом.

Как после этого понять, что она может испытывать повреждения? Порвалась проволока в электрическом аппарате, которым мы пользуемся, и ток больше не идет. Скажем ли мы, что имеется повреждение или болезнь электричества? Предположить повреждение или болезнь жизненной силы не менее смешно, и, более того, это представление совершенно противно прогрессу науки, ибо оно как бы удовлетворяет ум видимым решением и этим мешает искать настоящего решения. Но где должны мы искать эти органические повреждения, которые в большинстве случаев являются непосредственной причиной смерти? В двух различных местах, прежде всего в тканях, или, вернее, в гистологических элементах, структура которых может быть изменена.

Но это не все, ибо жизнь непременно предполагает организм, среду и нормальное отношение между этим организмом и этой средой. И вот, это органическое повреждение, вызывающее смерть, может существовать также в среде, окружающей каждый элемент, как и в ткани самого элемента. Это различие очень важно, ибо имеются одни яды, при которых смерть не безусловна, и другие яды, действия которых не поддаются никакому лечению. Понятно в самом деле, что если затронута только среда, то можно вернуть гистологическому элементу его первоначальную активность, очищая окружающую его среду; функции этого элемента просто замерли под влиянием окружающих условий; чего же проще, как не разбудить их, изменяя эти условия?

Я полагаю, что действие кураре должно быть отнесено к этому классу, и я на многих опытах докажу, что двигательный нерв, отравленный таким образом, сохранит в неприкосновенности все свои физиологические и электротонические свойства. Но далеко не все яды таковы, и огромное количество их вызывает непоправимые эффекты, например, яд анчара, свертывающий мышечную субстанцию. Возможно, что когда дают яды, принадлежащие к этой второй категории, то при этом вносят в среду гистологических элементов условия смерти, причем поражается также и ткань самих элементов, и этого достаточно, чтобы эффект яда не поддавался никакому лекарству. Эти гистологические элементы подобны маленьким органам, окруженным в живом веществе специальной средой: я нахожу очень удачным для определения этих элементов выражение элементарные организмы. Благодаря нашей внутренней среде мы в некотором роде водные животные, ибо все элементы, составляющие наше тело, погружены в жидкости, и только, благодаря искусному механизму, мы можем двигаться в воздухе.

- Читать далее "Изучение двигательного элемента. Гистологическая анатомия"