Больному А., 17 лет (архив 1963 г.), казалось, будто при наклоне головы у него «сплющивается» лицо, «под глазами ничего не осталось».
Вскоре стал заявлять: «Если меня перевернуть вверх ногами и сфотографировать — лицо становится звериным и я уже не человек» Тот же звериный облик видит перед собой в зеркале. Кажется, что на левом плече у него «растет то ли рог, то ли крылышко» Из-за этого над ним якобы «все смеются»

Дисморфомания всегда наделена для пациента огромной социальной значимостью переживаемой им проблемы и находится в генетическом единстве с бредом отношения Идеи отношения, сопровождающие, как правило, дисморфоманию, психологически понятные в том смысле, что они возникают в порядке ожидаемой пациентом реакции общества в ответ на перемену в его наружности, скрывают за собой в то же время другой, более глубинный пласт для истолкования.

Явная или, чаше, неявная тотемистическая семантика дисморфомании - эквивалента аутометаморфозы, «прокладывает путь» психопатологии, воспроизводящей обязательный в ритуальном оборотничестве этап предварительного отвержения испытуемого привычной для него социальной средой. Осознание пациентом своей инакости в окружении осмеивающих его лиц символизирует его социальную смерть, один из аспектов той смерти, которая моделируется ритуалом.

Ничто не мешает экстраполировать тот же эволюционно-генетический смысл на происхождение функциональных вариантов бреда физического недостатка (бреда недержания газов, выделения неприятного запаха менструальной крови и др.). В силу сложившейся традиции их относят к дисморфомании, хотя более точным для их обозначения представляется, на наш взгляд, термин дисфункциомания.

Если что-то и объединяет обе формы - и дисморфоманию, и дисфункциоманию, так это все тот же культуральный стандарт «физическая инакость - социальная смерть». В любом случае историогенетический анализ позволяет выйти на новый уровень понимания точки зрения классиков психиатрии (Корсаков С.С., 1901) о том, что все три формы бреда (воздействие, аутометаморфоза и дисморфомания) являют собой однородную патологию.

В основе бреда материального ущерба и обкрадывания лежит магическая идея завладения колдуном вещи своей вероятной жертвы; похититель несет в себе дополнительную угрозу как потенциальный исполнитель направленного против бывшего владельца этой вещи вредоносного ритуала с использованием ее в качестве фетиша. Истинность именно такого кода данной психопатологии подтверждалась в нашем исследовании многократно, причем безотносительно к тому, сопутствовал ли бред ущерба идеям воздействия или только предшествовал им, считал ли больной похитителя колдуном или еще нет.

Клиническая реальность такова, что имущественные отношения в сюжете бреда часто выступают увертюрой к последующему персекуторному бреду, направленному в адрес мнимых виновников ущерба. Тем же парциально-магическим смыслом наделен бред внешне противоположного, но по сути аналогичного свойства — физического воздействия при помощи подбрасываемых к месту пребывания пациента посторонних предметов (магия бросания). Если провести параллели с синдромом автоматизма для каждой из двух сонаправленных с вектором воздействия бредовых идей - материального ущерба и предметного воздействия, то окажется, что бред материального ущерба отдаленно напоминает феномены «отнятия», а идеи бросания предметов - феномены «вкладывания» с той лишь разницей, что обе эти формы бреда предполагают выполнение предметных манипуляций не в соматопсихической сфере больного, а вовне — в его индивидуальном пространстве.

- Читать далее "Бред отношения и преследования. Лингвистический оборот - читать мысли в бреде"