Результаты сопоставления последовательности тематических форм бреда в истории У. со структурой МРК представлены на сайте, из которой следует, что тотемистическая идентификация в приведенном наблюдении осуществлялась по механизмам не только вовнутрения, но и экстериоризации представлений о космическом мире тотемных предков в онейроиде (этап VIII МРК).

Название космического локуса предков (созвездие Гончих Псов) отражает родовой тотем — собаку. Двойственность ориентировки прослеживается в оппозициях верх/низ, жизнь/смерть, переживании возрастного регресса. Смерть представляется больному вторым рождением и воссоединением со своим родом, тогда как жизнь лишь временным испытанием в мире чужого тотема. При этом метаморфоза людей содержит указание на их «змеевидность»: «тонкие», «темные», «резиновые». Символика переворачивания «верха» и «низа» в бреде У. распространяется не только на пространственные отношения, но и части человеческого тела, соотносимые в архаике с макрокосмом («голос»... говорил, что у него «верх и низ туловища поменялись местами»). Как сообщает С.А.Токарев (1990), в первобытных коллективах, имеющих дуальную организацию, одна из половин нередко сопричислялась нижнему миру, а вторая - верхнему; соответственно различались «люди низа - воды и люди верха - огня».

Семантика тотемов в данном клиническом случае идентична таковой в славянской палеокультуре волк ассоциировался с миром умерших предков, родо- и военачальником, а змея считалась животной персонификацией земли (Пропп В.Я., 1986; Токарев С.А., 1990). В этой же связи следует рассматривать противопоставление наций — своя/чужая, равнозначное оппозиции тотемных групп, так как в качестве материала, опосредующего колдовство цыган, фигурирует элемент враждебного тотема — земля.

С ритуальным «испытанием» корреспондирует онейроид батального, исторического, потустороннего содержания с главным участием пациента в событиях, диалогических прениях; сквозной бредовой мотив змееборчества, характерный, как сообщают Н Н Велецкая (1978) и В.Н. Топоров (1988), для всех мифологий мира. Причем поглощение огненного героя змеей в календарных мифах чаще всего приурочивалось к периодам ночи и месяца солнечного минимума (иллюстрация 8), что точно воспроизводит история одержимого змеями пациента У., психоз которого манифестировал в декабре.

В свою очередь мотив космогонического посвящения прослеживается в галлюцинациях поучающего содержания, в «голосах», информирующих больного о законах мироздания, прошлом и будущем, сотворении мира с типичным запретом на разглашение эзотерического знания и его частичным забвением. Кроме того, последовательность смены тотемных «масок» пациента — «змей — орел — волк» оказывается идентичной таковой в древнеславянском эпосе (Велецкая Н.Н., 1978), где число 12 (количество «жизней» в бреде больного У.) отражало типичную кратность животных превращений у волхвов (Токарев С.А., 1990).

Завершающие динамику приступа бредовые идеи «духовного обогащения», особых способностей, переоценки собственной личности соответствуют финальному этапу МРК — повышению духовного и социального ранга посвященного, выдержавшего испытания. Новое жизненное кредо пациента («прежде чем возвыситься, надо упасть в грязь»), его гиперкомпенсаторная теория мужского превосходства над женщинами, выработанная в ответ на «унижение» сотрудницей, символическое обретение отца интересны тем, что этапы редукции бреда, как отмечал Е.А. Шевалев (1992), могут вскрывать все те фрустрирующие моменты, которые послужили основанием для бредовой «защиты».

Этапам тотемистической идентификации (VI—VIII) в период обоих пиков приступа предшествовал бред воздействия, типологически сходный с архаической магией. В первом случае он ассоциирован с оппозицией огонь/вода, что соответствует двойственной тотемной природе главного действующего лица, во втором — бред воздействия представлен идеями порчи в адрес матери. Последние обнаруживают сходство с вредоносной парциально-имитативной магией: употребление пищи, приготовленной матерью (женщиной-змеей), приводит к потере мужской силы и как бы к женоподобию.

Со сферой инициации коррелирует также ряд деталей невербального поведения больного: сжигание паспорта как эквивалент ритуальной перемены имени, пострижение налысо, «обмазывание» тела, символизирующее в ритуале невидимость, влезание на дерево, самокастрация, элементы ритуальной андрогинии и травестии (одевание женского платка), эпизоды жестоими-тационной речи и пантомимы. Примечательно, что кататоническая брадикинезия и отчуждение моторики преформируют бред инсценировки, при котором собственные движения воспринимаются больным, как выполняемые в водной среде тотема-антагониста (см. табл. 12, этап IV МРК). Это наблюдение согласуется с данными А.Н. Корнетова и соавт. (1990) о патогенетической связи бреда инсценировки с кататонией.

- Читать далее "Половой диморфизм параноидной шизофрении. Двойственный бред при параноидной шизофрении"