Аналогично тому, как отсутствующая голова замещается растительно-животными элементами, псевдореминисценции о проколе в сердце рождают идеи тождества сердца и другого гилозоистического предмета — яблока, который в свою очередь сопряжен с животными — собакой и лошадью. Отсюда мотивы особого питания яблоками и понимания языка яблонь («Питался только яблоками... Сердце опустошается, когда ешь не свое яблоко. Есть разница — правой или левой рукой есть яблоко, хвостиком вверх или вниз... Семечко яблока посадить в мочеринское чувство и тогда можно услышать разговор яблон... Яблоко — это я»).

Спектр хтонических тотемных объектов у больного Д. включает в себя и символ рыбы, сопричастность которой также достигается путем ее поедания: «Легкоерыбы я положил перед собой... съел рыбу и почувствовал у себя жабры». После всего сказанного не требуется лишний раз объяснять, почему больной испытывает ощущение притяжения к земле.

Мы видим, что мысль пациента вращается вокруг замкнутого цикла всевозможных природных, анатомо-физиологических и антропокосмических трансмутаций, смысл которых сводится, в общем-то, к одной фундаментальной потребности - сопричастности предкам, священным родительским началам. Если материнство ассоциировано у него с тотемом земли и чувством (неологизм «мочеринское чувство»), то отцовство - с небом и интеллектом. Стремление обрести тождество с отцом отобразилось у больного Д. в слышании «голосов свыше», «старческого голоса», идеях «брать мысли из космоса... философское видение», а также об уходе на другую планету. Для пациента значимо сакральное сочетание отцовского и материнского («соприкосновение интеллекта с мочеринским чувством..., касание ума касание чувств»).

Содержание стереотипных оборотов («касание ума касание чувств», «понимающий вопрос постоянства понимающей последовательности» и т. д.) свидетельствует о потребности привнесения в свое мироощущение равновесия, понимания и порядка. Эти стереотипии очень напоминают защитные заклинания в архаической вербальной магии. Часто повторяющийся оборот «перемол перемолюсь и не исчезну» отражает, помимо всего прочего, заверения себя в том, что с переживаемыми процессами распада и дезинтеграции (перемола) пациент выживет — не умрет, что соответствует самой сути опосредующего любой бред комплекса «смерть - новое рождение».

В связи с этим следует отметить и другие составляющие комплекса: запрет на разглашение тайного знания («Я не имею права это затрагивать, у меня такое чувство... Вот я сейчас за это заговорил... У меня как бы... бык из головы... судороги..., святое это слово не применяется...»), мотив невидимости («...Мы с вами невидимы... не видим друг друга»). Для больного состояние невидимости каким-то образом увязывается с употреблением внутрь тотема: «Муравьи могут вынимать мозжечки из своего организма, входить в лук — это муравьиная лоза. Если гущу лозы в воду и выпить, вы станете ли невидимы?» Д. чувствовал себя ведомым при выполнении магических манипуляций: «Замесом кто-то руководит из основного правительства», — черта, сходная с ритуальным патронированием и посвящением

Бред колдовства и психического овладения связан с идеями одержимости демоническим существом: «На человека очень легко наехать: просто взять и убить под воздействием этого Вия. Обесточить, убить, украсть».

Очевидно, что реконструкция самых примитивных анимистических и синкретических отношений в дезинтегрированном мышлении Д. представляет собой слабую попытку его патоинтеграции.

- Обратно в раздел "Психиатрия и психология"