Об антисоветских настроениях скопцов мы можем судить также по тем распевам, которые распространялись в порядке отклика на первый скопческий процесс в Ленинграде в 1929 г.
Считаю не лишним остановиться на некоторых итогах скопческих процессов 1929—1930 гг.

Молодой финн Андрей Пивдунен, из дер. Волосово под Ленинградом, будучи батраком у дяди-скопца, был оскоплен им 15 лет от роду. Уговаривая оскопиться, дядя обещал за это племяннику золото, шубы и другое имущество. Оскопив Андрея, дядя, однако, начал эксплоатировать его, нагружая непосильной работой. Мальчик стал требовать платы. Тогда дядя выгнал его из дома, не заплатив ему ни копейки за два года работы. Андрей подал в суд.

О том, что суд не ошибся, квалифицируя скопчество как религиозную организацию, основанную на материально-корыстных интересах, с еще большей несомненностью свидетельствует деятельность московских скопцов. Всего их насчитывалось 500 человек; из них оскопленных 150, остальные «приведены», но еще не были оскоплены.

По словам порвавшего со скопчеством N., московские братцы и сестры привозили в Москву девушек из глухих деревень Рязанской губ. и заставляли их вязать чулки, кружева, шить галстухи.

«Из домов, — рассказывает он, — их не выпускали на улицу по несколько лет. Кормили только постными щами, свеклой да гнилой картошкой. Работать заставляли по 16—18 часов в сутки и ничего за работу не платили. А по вечерам кружились и пели распевы. И потом „сестры" их, конечно, оскопляли».

В несколько лучшем положении находились галстучницы, которые, в виду своей более высокой квалификации, получали за свой труд некоторую плату. Однако и они жаловались на злостную эксплоатацию. «Многие бы домой уехали, но уже того — немножечко нехватает, как домой поедешь?».

В конце 1929 г. ленинградские скопцы, немного успокоившиеся после волосовского процесса, снова насторожились. Прислуга и работница-чулочница московского скопца Петра Петровича, у которой вследствие полного удаления обеих грудей долго не заживали раны, помешалась и, убежав из дома, кинулась в Москву-реку топиться. Но ее вытащили. «Подошел постовой милиционер — мол, что такое, зачем топилась? А она расстегнула кофту, а там груди вырезаны до костей. „Вот, — говорит, — что сделали со мной скопцы". „Какие, — говорит,— скопцы?" — „Мой хозяин да ты" — ткнула милиционера пальцем» (из рассказа скопца Г.М.).

Большинство руководителей московского скопчества — бывшие богачи-миллионеры, потеряв в революции свои капиталы, лихорадочно старались нажить их снова путем массового калечения прозелитов и безудержной их эксплоатации.

Не менее ярко хищнически-кулацкое лицо скопчества в деревне выявил и процесс саратовских скопцов, происходивший в декабре 1929 г. Перед судом предстали в качестве вожаков «корабля» кулаки-лишенцы — Решетниковы, Шевырев, Осип и Евдокимов, Тимофей. Кулаки-скопцы брали в аренду хутора, имели подсобное молочное хозяйство, до десятка и больше молочных коров на каждый двор, в их распоряжении были сеялки, веялки, сельхозмашины до тракторов включительно. Хозяева пили чай на Сенном рынке, приторговывали скотом, а на хуторе «от темноты до темноты», по показанию свидетеля процесса батрака Дуняшина, гнула спину наемная рабочая сила. В домах же, на скотных дворах, также от зари до зари работали батрачки и «сестры во Христе» — забитые, запуганные жены скопцов. По поводу эксплоатации кулак Шевырев на суде заявил: «Эксплоатация позволена богом, ибо ни в евангелии, ни в другом св. писании о запрещении эксплоатации ничего не сказано».
Но полностью выявить преступную физиономию скопчества помог второй ленинградский процесс, происходивший в Ленинграде в 1930 г.

- Читать "Разоблачение хищников-контрреволюционеров в Ленинграде. Особенности скопцов по Меньшенину"