В приведенном в предыдущей статье случае прослеживается множество магических идей, свойственных первобытному мышлению. Так, заболевание манифестировало бредом материального ущерба, а в более общем смысле - измененным отношением к актам имущественного отчуждения и обмена в человеческом сообществе, что со временем (как и у больной Р.) все теснее переплетается с бредом воздействия и колдовства пассивного и активного знака. Но с историогенетической точки зрения в основе подобной трансформации бреда лежит не что иное, как архаическое верование в то, что вещи, которыми завладевает постороннее лицо, могут стать передатчиками вредоносной силы бывшему их владельцу. И если в манифестном периоде у К. это верование присутствует еще латентно, то на этапе развитого бредового сюжета оно со всей очевидностью всплывает на поверхность (от контакта с ее вещами зло передается другим людям).

Отметим названную выше характерную деталь: источником воздействия пациентка считает представителей чужого рода, с которым она связана в браке — мужа и его бабушку.

Идеи собственной измены мужу, обусловленные эротоманией, указывают на более низкий социальный ранг героини и, соответственно, тотемное неравенство в браке. В старорусском языке понятие «измена» этимологически восходило к другому слову — «изменяться», т. е. превращаться, менять человеческий облик на животный. Со временем в обыденном языке эта семантическая связь перестала подразумеваться, чего нельзя сказать о глубинном языке психопатологии.

В динамике бредовой самооценки больной К можно проследить четкую тенденцию: неверная жена - злая колдунья — добрая колдунья, и выделить два ключевых высказывания для раскрытия персонального мифа:

1) «заболела после того, как вымела лягушку» (транслируя на мифологический язык — сбросила кожу тотемного животного, нарушила табу подобно героине сказки «Царевна-лягушка»);

2) «болезнь есть пребывание в мире мертвых». При сопоставлении их становится возможным следующее прочтение мифа. «Героиня», лишившись кожи тотемного животного, попадает в тотемный («заколдованный») мир предков, обрывая связь с супругом («изменила» ему, позднее действительно развелась с ним). Она должна пребывать в нем заколдованной 33 года, до тех пор, пока некий герой — «муж-Бог, который спустится с неба на землю», не освободит ее и не соединится с нею.

Приближение освобождения «героини» обозначено «просветлением» ее миссии - постепенным преображением из злой колдуньи в добрую. Это результат успешно претерпеваемых ею испытаний (болезней, альтруистических деяний) и предвестник возрождения в новом качестве, сулящем духовные и матримониальные приобретения. Умение по-новому (анимистически и мифопоэтически) понимать природу и управлять ею, магически насылать болезни, порчу и, наоборот, расколдовывать, исцелять, влиять на судьбы людей любовной магией, летать, контактировать с миром духов отвечает особенностям посвящения в шаманку.

Наблюдавшееся у К. поведение безудержного дарения является, надо полагать, ступенью к повышению изначально низкого ранга. Напомним, что в языческих культурах, в частности у североамериканских индейцев нутка, африканских племен и многих других, обычай одаривания вождем своих подданных (так называемый потлач) удостоверял высокий социальный статус дарителя.

Ожидание чудесного супруга, который должен сойти с неба, указывает на его невероятно высокий статус. Бинарные оппозиции между стороной жениха и стороной «безобразной» невесты выглядят классически, верх/низ, небо/земля, огонь/вода. Показательно, что пациентка табуирует предметы, атрибутивные для обоих тотемов: она испытывает опасения перед водой, зеркалом, с одной стороны, и золотом, шкурой животных (мех и золото — солнечные символы, вспомним знаменитое по древнегреческому мифу золотое руно), с другой.

Объективный анамнез больной К. со всей очевидностью отражает осеннюю приуроченность ее «умирания», что позволяет увидеть в ее персональном мифе сходство не только с архетипом тотемной супруги, но и с архетипом растительного божества.

- Читать далее "Брак с колдуном в бреде. Магическое влияние супруга при шизофрении"